Стою средь мглы заснеженного края...
Всем тем, со мной кто в воду и в огонь... Стою средь мглы заснеженного края, Куда ни глянь - родимая земля, А мимо век, скрипя и ковыляя, Бредёт туда, за ночь, за тополя. Из коих я, и ты, и он, и вместе, Собрав в кошель пожитки бытия, Ушли в себя знамением нечестий, Мол, я - не я, и хата не моя. Изрыта тьмой пустынная дорога И снег шальной без края и конца, Но всё же длань, протянутая к Богу, Не может быть ладонью подлеца. Не сломит нас ни вой, ни топот пёсий Всех тех, кто там средь неоманьяков, Ведь родом мы из ландышевых вёсен, Из края верб и синих васильков. Мы все из хат, чьи крыши из соломы, А пол из глин на конском кизяке, Где лет младых блаженная истома Томила грудь на русском языке. На том, чей Слог, от Пушкина до Блока, Воздав хвалу и почести богам, Средь серых дней и ночек светлооких Верстал Любовь и к другам, и к врагам. Мы все из лет акациевой пены И диких пчёл жужжаний средь дерев… Вбираю свет живительный Вселенной Глазами наших русских королев.
Всем тем, со мной кто в воду и в огонь... Стою средь мглы заснеженного края, Куда ни глянь - родимая земля, А мимо век, скрипя и ковыляя, Бредёт туда, за ночь, за тополя. Из коих я, и ты, и он, и вместе, Собрав в кошель пожитки бытия, Ушли в себя знамением нечестий, Мол, я - не я, и хата не моя. Изрыта тьмой пустынная дорога И снег шальной без края и конца, Но всё же длань, протянутая к Богу, Не может быть ладонью подлеца. Не сломит нас ни вой, ни топот пёсий Всех тех, кто там средь неоманьяков, Ведь родом мы из ландышевых вёсен, Из края верб и синих васильков. Мы все из хат, чьи крыши из соломы, А пол из глин на конском кизяке, Где лет младых блаженная истома Томила грудь на русском языке. На том, чей Слог, от Пушкина до Блока, Воздав хвалу и почести богам, Средь серых дней и ночек светлооких Верстал Любовь и к другам, и к врагам. Мы все из лет акациевой пены И диких пчёл жужжаний средь дерев… Вбираю свет живительный Вселенной Глазами наших русских королев.